Впервые после этого Мэтью не отвернулся от нее, а держал ее в своих объятиях и утешал. Таким образом он хотел показать, что разделяет ее горе и сочувствует ей.

Однако в ту ночь Энн не забеременела; прошло еще три месяца, прежде чем она поняла, что опять ждет ребенка. Филип родился в июне 1885 года, год с небольшим спустя после смерти Виктории. Мэтью был рад иметь сына, которому он мог передать свое состояние, и который мог продолжить его алмазную династию. Но он не привязался к Филипу так, как к Виктории. Он не решился так скоро рисковать своими чувствами.

Глава пятая

На следующий год Николас совершил так давно запланированную поездку в Кимберли. Он располнел и выглядел процветающим бизнесменом. Жизнь торговца алмазами вполне подходила ему, давала ему занятие и доход для удовлетворения собственна нужд. Он был не слишком обременен делами, потому что большую часть ответственности нес Рейнолдс. Личная жизнь Николаса тоже протекала без волнений; он не проявлял желания жениться, а семейные дрязги не волновали его. В тридцать шесть лет он уже приобрел гладкую моложавую внешность закоренелого холостяка и добродушный веселый нрав всеобщего любимого дядюшки.

Нити его отношений с Мэтью и Энн восстановились сразу же, как будто никогда не обрывались. Он внес свежую струю в их жизнь. К тому же Николас был идеальным гостем. Он искренне находил все таким новым, интересным и волнующим, что не мог успокоиться до тех пор, пока Мэтью не показал ему каждый уголок этого странного алмазного города. Он с удивлением рассматривал «Большую дыру» на руднике, «Кимберли Майн». Почти милю в диаметре, она еще не достигла своей максимальной глубины, но тем не менее опускалась на шестьсот футов ниже уровня земли.

— Боже правый! — воскликнул Николас. — Ты представляешь, что можно поставить три колонны Нельсона одна на другую и все равно не достичь поверхности? Как люди могут работать там? Все это выглядит просто ужасно.

— Добыче открытым способом скоро придет конец — если алмазы раньше не иссякнут, — объяснил Мэтью. — На смену ему придет подземная добыча с системой шахт и туннелей. Родс знает одного американского инженера на золотых приисках в Восточном Трансваале, который может произвести реконструкцию. Но сначала мы должны объединить все разработки.

— Объединение отразится на моей части бизнеса? — весьма заинтересованно спросил Николас.

— Несомненно. Сейчас каждое звено в системе торговли — от добывающих компаний до торговцев алмазами и ювелиров — старается получить как можно больше прибыли для себя, независимо от состояния всего рынка. Необходимо централизованное торговое агентство, через которое будет проходить каждый алмаз, и которое будет регулировать цены.

— В таком случае ты скоро вернешься в Лондон?

— Вероятно, этот момент уже не так далек, — осторожно ответил Мэтью. — Консолидация алмазных рудников — самое важное сейчас. А потом… потом посмотрим.

Естественно, Николас привез последние новости из дома, но о ситуации в Хайклире рассказывать было неприятно. Состояние Фредди не улучшилось, он не покидал западного крыла дома, навещаемый только своей матерью. Изабель отказывалась видеть кого бы то ни было, кроме своей личной прислуги. Николасу лишь однажды удалось мельком увидеть ее, когда она проходила по дому, но он разглядел, несмотря на свободную черную одежду, в которую та была одета, что она сгорбилась и похудела.

Чарльз учился в Итоне; скучный, довольно угрюмый юноша, он не блистал знаниями. Самое большее, можно было надеяться, что из него получится ответственный землевладелец и пэр Англии. У него сохранились некоторые детские черты характера, от которых, как надеялся Николас, тот избавится с возрастом — прежде всего склонность постоянно обижать младшего брата. Это касалось только Эдварда; к Джулии же он всегда относился хорошо.

Эдвард был очаровательным ребенком с густыми каштановыми волосами, пухлыми щечками, добрыми карими глазами и постоянно улыбающимся ртом; у него всегда было отличное настроение, что в мрачной атмосфере Хайклира казалось настоящим чудом.

Наибольшее беспокойство вызывала Джулия. Она была замкнутой и недружелюбной — вероятно, из троих детей она больше всех тосковала по матери. Вся семья пыталась разрушить ее замкнутость; до того как покинуть родные края, леди Джейн уделяла девочке особенно много внимания и заботы. Но Джулия оставалась холодной и настороженной.

— У Элизабет, которая, кажется, как я, скоро станет еще одним не состоящим в браке членом нашей семьи, есть своя теория относительно Джулии, — сказал Николас. — Она считает, что Джулия очень чувствительная натура, она никому не дарит свою привязанность, потому что боится быть отвергнутой или что это может закончиться трагично.

Энн поежилась. Было что-то зловещее в простых словах Николаса.

Приезд Николаса стал важным моментом в их жизни. Все в доме — и Мэтью, и Энн, и Корт — были рады его обществу. Мэтью заметно расслабился, меньше времени проводил в конторе, чаще бывал дома. Корт сразу сошелся с дружелюбным англичанином и, забросив свою привычку пить в одиночестве, сопровождал Николаса в город на холостяцкие развлечения.

Энн полностью отдалась солнечному настроению этих дней, впервые чувствуя себя счастливой после смерти Виктории, может быть, даже счастливее, чем когда-либо прежде. Помимо радости, которую доставляло ей общество Николаса, она теперь чаще видела Мэтью. Она расцветала в простой, дружеской, семейной атмосфере и начинала надеяться, что отношение Мэтью к ней больше, чем просто дружеское. Краткие минуты радости становились все более частыми, и пару раз она заметила, что он смотрит на нее с необычной нежностью во взгляде, хотя и скрытой, но все же заметной.

Потом день отъезда Николаса стал приближаться, и Энн начала бояться, что радость исчезнет, как только он уедет. Ее стала преследовать мысль, что если они с Мэтью не вернутся в Лондон, то их жизнь всегда будет такой, как сейчас.

— Я ненавижу это место, — призналась она Николасу за несколько дней до его отъезда.

— Интересно было посмотреть, но я бы не хотел жить здесь, — согласился Николас.

— Я прожила здесь почти девять лет. Девять лет в пыли и жаре, среди болезней и смертей, в социальной пустыне, где каждый приезжающий сразу устремляется на поиски этих отвратительных камней, которые по непонятной мне причине, так высоко ценятся.

— О, ты несправедлива, дорогая, — возразил Николас. — Эти отвратительные камни, как ты их называешь, составили богатство Десборо и Хайклира, как ты знаешь.

— В самом деле? Интересно. О, Ники, как бы я хотела, чтобы ты остался! Или еще лучше, чтобы мы могли вернуться с тобой.

— Не вижу причин, чтобы ты не могла поехать, хотя бы погостить, если Мэтью не может оторваться от дел. Мы бы взяли с собой маленького Филипа. Это место, кажется, ему тоже не подходит. Он все время плачет.

Энн вздохнула, но решительно покачала головой.

— Я не могу оставить Мэтью. — Не решаюсь оставить, произнес ее внутренний голос, из страха потерять то немногое, чего удалось добиться. Она продолжила как можно беспечнее. — Я бы хотела вернуться навсегда. Я поняла, как мне не хватает рядом брата.

— У тебя есть Джон.

— Джон? Да, он мне как брат, но я предпочитаю тебя.

— Мэтью сказал мне, что возвращения домой осталось уже недолго ждать, — сказал Николас.

— Так и сказал? В самом деле? О, как чудесно! — Энн обняла его. — Тогда я могу начать планировать новую жизнь!

Но после отъезда Николаса в июне 1886 года случилось то, чего так боялась Энн. Некоторое время Николас был неким положительным катализатором сложных личных отношений в семье Брайтов, а когда он уехал, все стало по-прежнему. Более того, напряженность и отчуждение еще больше обострились. Николас как бы открыл им окно во внешний мир, напомнил об ограниченности их существования, и они стали раздражительными, беспокойными и недовольными. Мэтью, естественно, с головой ушел в дела, очень заинтересовавшись слухами о том, что в Трансваале возле Претории найдено золото, и разрабатывал в связи с этим новые планы. Корт снова взялся за бутылку. Энн металась между приступами гнева и глубокой депрессии, видя, как уходят в прошлое счастливые дни, а она бессильна вернуть их.